Воспоминания
Воспоминания участников боевых действий, оборонного строительства, жителей блокадного Ленинграда

• "Максим ленинградский"
• Захарьин Г. Н. На службе штабной
• Носов П. С. Кодовое название "Ижора"
• Рядов А. А. Построено ленинградцами
• Садовниченко Т. И. В память о девушках-воинах
• Смирнов Л. Наш последний рубеж (о строительстве дотов на юге города)
• Утина Л. И. "Мы защищали город"
• Филиппов Н. В. Массовый подвиг
• Филиппов Н. В. В рядах военных строителей

"Максим ленинградский"

65 лет назад ценой героических усилий было снято кольцо вражеской блокады города. Эта победа оплачена героическим трудом, жертвами и лишениями тысяч горожан, переживших ужасы осады. Свой вклад в эту победу внесли и труженики завода «ЛЕНПОЛИГРАФМАШ». С июля 1941 года выпуск мирной продукции был прекращен и завод быстро перестроился на выпуск изделий для обороны города.

Фронт требовал оружия! В начале 1942 года первый изготовленный на заводе пулемет успешно прошел испытания. Весь коллектив с волнением следил за их проведением. Заводчане не подвели фронтовиков, оружие работало безотказно.

19 марта 1942 года в два часа ночи главный инженер Н. Я. Цветов и мастер И. И. Морозов доставили первый пулемет в Смольный – штаб обороны города. Пулемет назвали "Максим ленинградский".

Его бережно установили на столе в одном из помещений Смольного, а вокруг собрались руководители промышленности Ленинграда, командиры соединений, вызванные с передовых рубежей обороны.

Николай Яковлевич Цветов заметно волновался – как оценят пулемет командование, специалисты? Пулемет создавался в предельно сжатые сроки руками, которые до этого никогда не держали оружия. А Иван Иванович Морозов, горделиво поглядывая на новенький блестящий "Максим", отвечал на вопросы фронтовиков. Через несколько минут к пулемету подошли члены военного совета фронта А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, представитель ставки Верховного главнокомандования Н. Н. Воронов и другие руководители города.

Н. Н. Воронов, как старый опытный артиллерист, особенно придирчиво знакомился с пулеметом. Но «максим» не подвел – он был сделан безупречно.

– Коллектив вашего завода совершил большое дело, – заметил Жданов, обращаясь к Цветову и Морозову. – Что такое пулеметы для нашего фронта? Вот вам две цифры – на один километр фронта мы имеем до трехсот орудий, как видите, здесь полный порядок. А вот с пулеметами плохо. Пулеметы нужны позарез. Их нужно тысячи и как можно скорей. Когда начнете массовое производство?

Цветов сообщил, что для этого на заводе не хватает оборудования, отсутствует инструмент и оснастка. Чтобы заново это сделать потребуется не меньше месяца. Жданов сел за стол и набросал несколько строк.

– Вот вам разрешение взять на заводах Ленинграда все необходимое оборудование…

Наряду с изготовлением корпусов зенитных снарядов, взрывателей и дистанционных прицелов к 50-миллиметровым ротным минометам на заводе стал производиться и "Максим ленинградский". За время блокады тружениками завода было выпущено более 4000 пулеметов "Максим".

В январе 1943 года наши войска прорвали блокаду, а 27 января 1944 года блокада была снята окончательно. 900 незабываемых по своей тяжести дней остались позади. Мы благодарны тем, кто пережил 900 блокадных дней и ночей, трудились на заводах нашего осаждённого города, с оружием в руках защищал Ленинград.

В 1945 году Указом Президиума Верховного Совета СССР за героический труд в блокадные дни и успешное выполнение заданий Государственного комитета обороны наш завод, единственный в городе, был награжден орденом Отечественной войны 1 степени.

Поздравляем ветеранов Великой Отечественной войны, тружеников блокадного города с 65 годовщиной полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады и желаем им крепкого здоровья и долголетия, тепла и любви близких людей!

Группа ветеранов

Наверх

Мы защищали город

Воспоминания Лидии Ивановны Утиной (в девичестве – Лаврухиной).
Записаны Д. Шаляпиным 16 июня 2013 года.

Я родилась в деревне. Сейчас – это Липецкая область, а раньше называлась Тульская губерния. Там, где была Куликовская битва. Шести лет, меня сестра привезла в Ленинград. В 30-е годы в деревнях началось раскулачивание. Мы были не то, чтоб кулаки, а средний такой класс. Страшное время было. Всё тащили большевики. Всё забирали. Папа мой рано умер. Сестра с мужем переехали сюда и потом своих детей забрали и нас тоже.

Жили мы на правом берегу. Дом 158, неподалёку от Володарского моста. Домик, палисадник, деревья, сады. Подальше, там была немецкая колония. Сзади нашего дома, недалеко жили финны. Немцы, они не очень были с нами общительны. Мы ходили к ним за молоком.

Когда моста не было, у нас были лодки, трамвайчики речные ходили, и так мы переезжали на другую сторону. А сестра жила у Витебского вокзала, и когда мы к ней едем, говорим, "мы поехали в город". И вот там детство моё проходило, прямо на берегу Невы. Очень хорошее место было. Жила я там до 1941 года. Училась в техникуме молочной промышленности. Нам дали сдать экзамены и сразу забрали. Мы, в основном, делали окопы, рвы противотанковые копали.

В конце августа сорок первого отправили в Красное Село. Помню, очень тепло было. А там командир говорит нашему начальнику, "Куда вы их привезли? Немец идёт сюда. По шоссе на мотоциклах". А потом самолёты полетели. Но они не бомбили, а бросали листовки. Запомнилось, "Милые дамочки не копайте ямочки...". Поднимать было строжайше запрещено. А потом начался обстрел и мы, что принесли с собой, всё бросили и бежать. Бежали долго по лесу, по полям, и вышли к Пулкову. Тут немцев не было ещё. А они уже заняли Стрельну, Лигово. И в сентябре уже кольцо. Закрыли нас.

У нас была какая-то еда. В основном – картошка. Сажали огород. И как началась война, все с города ринулись сюда покупать. А брат говорит, нет, не будем продавать. И карточки все выкупали. Всё, что тогда давали, мы получали. А хлеба давали много, мы не съедали, сушили. Всё это потом помогло.

Декабрь, январь, карточки даже не отоваривались. Продуктов не было. Мы возили воду в бочках на мукомольню. А солдаты ломали дома по правому берегу и по левому и возили в пекарню. Комбинат Ленина у Обводного канала, напротив Лавры. Там хлеб готовили из чего получится.

Потом нас уже стали брать, оформлять по-настоящему. Из Володарского военкомата третьего мая 1942 года в шесть часов утра нас отправили на станцию Дибуны. Финны уже подошли к Белоострову и оттуда обстреливали. Мы там строили укрепления из дерева. Мы были очень голодные. Очень. На траву всякую глядели. Побеги сосновые ели. Потом рыли окопы. Обкладывали их жердями по бокам. И делали ниши, вот если раненый, то чтоб можно было туда положить. А глубина была – полтора метра. Я – метр шестьдесят, так полтора у меня до переносицы. Вот так и мерили. Но там, хорошо, земля была – песок. Одеты были – кто во что. Обмундирования не давали. Был случай, что нас за заключённых приняли, так плохо одевались.

В 1943 году, когда наши готовили наступление, то Говоров, он здесь командовал, решил создать укрепления. Мы были за Выборгом¹. Нас привезли сюда. Поместили, то ли Благодатная, то ли Кузнецовская улица, точно не помню. В школе. Там было прилично. Столовая на первом этаже. Точки нам распределили. Сейчас я уж не помню все. А те, что сохранились, я их вижу, на Средней Рогатке и в Купчине. Тут поле было. А где я сейчас живу, это лес был, кустарник. Тут ДОТов много, шли они до Витебской железной дороги.

С июля до октября мы их строили. В отрядах были только женщины. Я была в 126 отряде. Только командиры были мужчины. Мы занимались заливкой. Отделение – десять человек. А были ещё арматурщицы, тоже женщины.

Начинается всё с подготовки, а потом уже идёт бетонирование. Подготавливали днём, а бетонировали только ночью. На подготовку мы ходили пешком из той школы на Кузнецовской. Начинали с котлована. А земля здесь тяжёлая. Глина, камни. Вот выкопали, забетонировали.

Потом делали под пулемёт² фундамент. Выкапывали яму, засыпали щебёнкой, потом бетонировали. Чтоб плотно стояло орудие.

Потом уже амбразуры делали.

Уставали сильно. На бетонирование нас возили. Мы сами не ходили. Оттуда везли, мы усталые, все в бетоне... Освещение было – синие лампочки. Почему синие не знаю. Сейчас может и поинтересовалась бы, а тогда не до любопытства было.³

Ещё мы на Московском шоссе, у нынешнего Парка Победы разные укрепления строили. Там новые дома стояли. Над парадными мы выбивали кирпичи и делали амбразуры. А орудие ставилось на лестнице. А перчаток у нас не было. Так вот, амбразура длинная, узкая, не удобная, туда мастерок не влезал, и мы руками бетон, руками... А раствор-то едкий. Вот там я руки испортила. Потому кольца не ношу и не носила.

Чтобы заливать бетон в опалубку делалась эстакада для подъезда грузовиков. Мы сами и делали. И очень должна она была быть высокой. Выше самого ДОТа, и чтоб ещё место было свободное. А самосвалов то не было. Всё ж руками выгружали. На один ДОТ три-четыре машины цемента шло. Помню, особенно высокие эстакады строили у железной дороги Витебской. Там ДОТы в насыпи. И так то высоко, а надо ещё выше..

Бетон в ДОТах должен быть плотным. Там ни одного пузыря не должно быть. За нами следили. Мы после заливки бетон толкли, утрамбовывали, чтоб не было пузырей, чтоб плотный был.

А я была "кружилиха". Это, когда мы делали опалубку, а мы же сами и плотники тоже были. Нижние доски, они прямые. А к верху, там скругление должно было быть. Так я из брёвен выстругивала вот эту скруглённую часть. А брёвна, ещё в сорок втором году нас отправляли заготавливать. Посылали под Выборг. За Вуоксу, куда-то далеко¹. А сюда нам брёвна привозили, и мы из них опалубку делали.

Сохло всё это очень быстро. Как зальём, разбирали эстакаду. Пока разберём, оно и высыхало. Потом подсыпали землёй и всё. Уходили на следующий участок. После того, как опалубку снимали, больше снаружи ничего не делали. Красили внутри. Но это не мы. Там уже специально маляры были.

Опалубку использовали только один раз. Под каждый ДОТ новую делали. Её ещё снять было не всегда легко. Отдирали. Какие-то были приспособления, вроде гвоздодёров, чтоб подцеплять и отрывать. А как оторвёшь, она уже повреждена, снова не годится.

А ДОТ, ведь он не только литой был. У многих ещё пристройки были деревянные. В основном, для раненых, чтоб можно было помощь оказывать. Мы их тоже делали из брёвен, досок. Но землянки не рыли.

Уж потом, когда немца отогнали, мы разминированием занимались. Разминировали Пушкин и Павловск. и дальше. Потом Мга, станция Погостье. Там моя война закончилась и нас оттуда демобилизовали.

Никаких званий у нас не было. Звания давали, когда уже демобилизовывали и то не всем. Я демобилизовалась 13 мая 1945 года. Кто позже меня, тем обмундирование мужское давали, подъёмные. А нам – ничего.

Вот сейчас вижу эти ДОТы, они разные. Многие покрасили, побелили. Не так уже выглядят. А здесь, где вы откапывали, он в таком первоначальном виде сохранился. Как построили, так и стоит. Стены такие же, как и были. Только сетка была ещё сверху. Но это уже не мы натягивали. А мы, вот как закончили, опалубку сняли, в таком виде он и сейчас. Вот так бы и надо сохранить.

___

Примечания:
1. Лидия Ивановна по всей видимости путает названия мест. С сентября 1941 года территория Карельского перешейка была занята финскими войсками и освобождена только летом 1944 (Выборгская наступательная операция 9 июня-11 июля 1944 г.). Из более поздних бесед с Л. И. Утиной сложилось впечатление, что отряд в Ленинград был перевезен из-под Шлиссельбурга.

2. Здесь речь не о пулемете, а о казематных пушках Л-17. Пулеметы устанавливались на станки, прикрепленные к стенам.

3. Таким образом соблюдалась светомаскировка. Во время блокады по всему городу, в том числе и на лестницах домов, лампочки были заменены на синие или окрашены в синий цвет. Такое освещение позволяло ориентироваться и видеть вблизи источника света,  но было совершенно незаметно уже на небольшом расстоянии.

Наверх

На службе штабной

3 апреля 1942 года я прибыл с Волховского участка Ленфронта в Ленинград и явился в Смольный к начинжу полковнику Б. В. Бычевскому. Выслушав мое представление: «помощник начальника оперативного отделения штаба бригады», полковник направил меня к начальнику штаба.

В приемной я встретился с комиссаром управления Михаилом Алексеевичем Королем. Он позвал к себе и очень подробно расспросил о состоянии дел в бригаде, где я служил, о комбриге А. А. Ходыреве, штабе, командирах батальонов, личном составе. После беседы с начальником штаба полковником Н. М. Пилипцом я ожидал дальнейших распоряжений. Ко мне подошел молодой военинженер 3-го ранга:

— Баршай Лев Соломонович. Полковник Бычевский поручил мне подробно поговорить с вами.

После недолгой беседы Баршай подвел меня к топографической карте.

— Бывали вы вот здесь, на Неве? — Он указал на район Островков.
— Конечно, бывал, но давно, еще до войны.
— Тогда поехали, по дороге объясню задание.

Ехали мы быстро, миновали Пороховые, Колтуши.

В деревне Манушкино Баршай познакомил меня с майором Парунакяном — командиром 53-го инженерного батальона. По данным разведки, немцы готовились к форсированию Невы. Бычевский приказал сегодня же усилить оборону острова тремя «бронеползунками». На двух ЗИСах с погруженными на них броневыми домиками и отделением саперов мы выехали к Островкам. С броневыми огневыми точками я еще знаком не был. Этот вид сооружений из броневой стали появился на Ленинградском фронте уже в первые месяцы войны. Нашел широкое применение на всех участках обороны. Особенной любовью пехотинцев пользовались «ползунки» с днищем, позволявшим перетаскивать их волоком по снегу и любому грунту для установки в нужном месте. Наклонная лобовая стенка с амбразурой и броневой заслонкой служила надежной защитой от пуль и осколков.

Уже в апрельских сумерках, побывав на КП полка и батальона, я отыскал землянку лейтенанта, командира стрелковой роты, оборонявшей этот участок. Лейтенант утверждал, что до наступления полной темноты и думать нечего о том, чтобы побывать на острове: подходы к нему и весь остров находятся под перекрестным пулеметным огнем, точно пристреляны артиллерией и минометными батареями противника еще с осени 1941 года. Но приказ требовал за ночь закончить установку бронесооружений, и мы приступили к работе немедленно.

К счастью, лед на протоке, пробитый во многих местах разрывами, «ползунки» наши выдержал. Первый из них перетаскивали по льду без всяких приспособлений. Несмотря на сгустившиеся сумерки, мы все же были замечены; двое саперов получили серьезные ранения. Второй и третий «ползунки» перетащили тросом, зачалив блок за высокий пень.

К трем часам утра «бронеползунки» стояли над пулеметными гнездами в намеченных точках.

Когда мы с Баршаем вернулись в Смольный, было около пяти утра, но все офицеры штаба были на месте. Баршай, взяв у меня схему установленных ботов (броневых огневых точек), пошел докладывать Бычевскому, Через несколько минут адъютант В. Г. Чамин вызвал меня к начинжу. Полковник спросил, действительно ли я лично посадил «ползунки» и какова оборона острова. Я доложил, что остров обороняется двумя взводами — пулеметным и стрелковым; траншеи, нанесенные мной на схему, — неполного профиля, без одежды крутостей; есть несколько землянок командиров взводов и личного состава с легким покрытием.

Борис Владимирович протянул мне мою схему:

— Нанесите это на карту. Оставайтесь пока в штабе, мне такие офицеры нужны.

...Проснулся я около полудня.

В штабе мне были оставлены талоны на завтрак, обед и ужин.

Официантка в столовой, взяв талоны, быстро поставила на стол маленькую тарелку с жиденьким супом, два блюдца с кашей — за «завтрак» и «обед» и небольшой кусочек хлеба. Это был блокадный паек командира. Спустя несколько дней я уже научился оставлять, как делали другие, маленький кусочек хлеба, чтобы съесть его перед сном.

В первые же дни пребывания в штабе я познакомился с большей частью офицеров и знал теперь, что Б. К. Наумов, В. П. Андреев и А. А. Попов во главе с С. И. Лисовским составляют оперативный отдел, Л. В. Смаглий, Л. С. Баршай, К. К. Варсобин, А. И. Иванов и А. И. Николаев под командой А. К. Акатова — технический отдел, Н. В. Кондаков, А. Ф. Прошин, П. М. Сипайлов — отдел снабжения. Майор И. Д. Волощук ведал кадрами управления. Почти все они под руководством Б. В. Бычевского, Н. М. Пилипца и комиссара М. А. Короля работали в штабе инжвойск еще до войны; теперь они составляли крепко сплоченный коллектив многоопытных военных инженеров.

Инженер-электрик с академическим образованием Л. В. Смаглий, в непосредственном ведении которого находились специальные электротехнические части, отвечал за их действия.

А. И. Иванов, инженер-гидротехник, с подчиненными ему гидротехническими ротами успешно обеспечивал водоснабжение войск и с помощью геологического управления — глубокое изучение театра военных действий. Кроме того, под его руководством строили плотины для затопления занятых противником рубежей на Литовском канале и речках Карельского перешейка (эти плотины использовались и для выработки собственной электроэнергии на трех построенных здесь микро-ГЭС — Меднозаводской, Елизаветинской и Ненюмякской).

Большие работы по маскировке крупных объектов Ленинграда и войсковой маскировке вели гражданские организации города и специальная маскировочная рота под руководством К. К. Варсобина. Работами по устройству всех видов заграждений, минированию и разминированию занимался А. И. Николаев.

Неиссякаемой энергией отличался Л. С. Баршай — инженер-фортификатор, отвечавший за организацию оборонительного строительства. Управление оборонительного строительства, кроме возведения фортификационных сооружений, выполняло самые разнообразные задания начальника инженерных войск — от строительства дорог и мостов и маскировочных работ до изготовления лодок и понтонных парков.

...Ленинградский фронт имел ряд своих особенностей, вызванных специфическими условиями блокады. В течение долгих месяцев фронт был вынужден рассчитывать в основном на собственные людские и материальные ресурсы. Особенно важным стал завет А. В. Суворова: побеждать не числом, а уменьем.

Все без исключения операцией фронта в период блокады города проводились с необычайно. тщательной подготовкой, при непременном и самом активном участии офицеров штаба инженерных войск фронта.

Рано наступившая суровая зима 1941/42 года, уже в октябре сковавшая землю, голод и холод не позволили войскам надлежащим образом оборудовать свои позиции, и наши передовые части почти на всем 200-километровом фронте встретили весну в тяжелых условиях.

Траншеи неполного профиля имели разрывы между частями и подразделениями; ходов сообщения не было или же они были прерывистыми, мелкими, направление их часто не обеспечивало защиты от артиллерийского и минометного огня. Там, где не было водостоков и одежды крутостей, на многих участках фронта, особенно в полосах обороны 42-й и 55-й армий, где преобладали глинистые грунты, весеннее половодье и оттаивание грунта сделали траншеи и ходы сообщения совершенно непригодными для жизни и боевой деятельности.

Начальнику инженерных войск необходимо было в деталях знать истинное состояние инженерных сооружений на всех участках фронта. Почти ежедневно Б. В. Бычевский бывал в войсках, но изучить систему траншей на всем протяжении фронта ему одному, конечно, было не под силу. Верными «глазами» начинжа фронта стали работники его штаба. Задачи нам ставились вполне конкретные — изучить и нанести на карту систему фортсооружений в полосе такого-то полка, стыка полков или дивизий и попутно решить на месте вопросы водоотвода, осушения траншей и ходов сообщения, развития стыков между частями и подразделениями. Полученные в результате детальной проверки данные служили основой для разработки решений об усилении войсковых рубежей обороны.

В войсках развернулась огромная работа: в первую очередь была развита траншейная система с ходами сообщения, большая часть крутостей которых была одета плетнями, жердями, обеспечена защищенными не только от мин, но и от артиллерийских снарядов укрытиями и землянками. Броневые сооружения усиливались каменной наброской. Убежища для личного состава и командные пункты были герметизированы и обеспечены простейшими фильтровентиляционными устройствами.

Оборонительное строительство было развернуто на всю глубину фронта. Силами мобилизованного населения Ленинграда, в основном женщин и девушек, объединенных военно-полевыми строительствами, во главе которых стояло Управление оборонительного строительства, строились второй и третий оборонительные рубежи, отсечные позиции, рубежи внутренней обороны города.

Город был поделен на девять секторов, которые, как правило, совпадали с административным делением и находились на определенных военных направлениях — на подходах к городу и внутри его. Секторы были разбиты на ПО отдельных замкнутых узлов обороны. Каждый узел окружался системой баррикад, рвов, проволочных заграждений и запирал огнем входы и выходы на прилегающие улицы. Наиболее прочные постройки оборудовались для круговой обороны как взаимофланкирующие опорные пункты. Поперек улиц сооружались противотанковые и противопехотные препятствия — с таким расчетом, чтобы они постоянно находились под огнем пулеметов и противотанковых пушек.

В этих узлах обороны военно-инженерные подразделения при самоотверженной помощи населения (прежде всего женщин) построили 4170 железобетонных и броневых артиллерийских и пулеметных сооружений, 22000 дерево-земляных и встроенных в здания огневых точек (так называемых «москиток»), 35 километров баррикад и надолб, установили минные поля, электризованные заграждения, управляемые по радио фугасы.

Сооружения встраивались в полуподвальные и первые этажи кирпичных домов, причем прочность их рассчитывалась на сохранение боеспособности даже при полном обрушении верхних этажей; все сооружения герметизировались, а командные пункты и убежища обеспечивались фильтровентиляционным оборудованием.

Всю эту огромную и разнообразную работу направлял штаб инженерных войск фронта.

Развернувшееся в крупных масштабах оборонительное строительство требовало огромного количества лесоматериалов.

Чтобы предотвратить уничтожение лесов и парков в пределах осажденного Ленинграда, Военный совет фронта передал контроль за расходованием леса штабу инжвойск совместно с управлением лесоохранной зоны Ленгорисполкома.

...Летом 1942 года А. К. Акатов вступил в командование сформированной им 2-й отдельной моторизованной инженерной бригадой. Начальником технического отдела штаба стал Л. В. Смаглий. К этому времени в штабе инженерных войск появились отдел заграждений (начальник И. Е. Хитрик) и эксплуатационно-монтажное отделение. Его начальник С. А. Гуров, которому я непосредственно подчинялся, комсомолец 20-х годов, прошедший путь от слесаря депо до начальника конструкторского бюро Мосэнерго, был прекрасным руководителем с беспокойным и прямым характером.

Инженер-фортификатор нашего отделения А. А. Квитницкий перед войной окончил Военно-инженерную академию имени В. В. Куйбышева. Он щедро делился с нами, гражданскими инженерами, своими знаниями специфики расчета и конструкций фортификационных сооружений. А такого разнообразия форм фортификационных сооружений, какое осуществлялось на войсковых рубежах и в особенности на внутренней обороне города, пожалуй, не знала до того времени вся история фортификации.

Сравнительно недолго служил в нашем коллективе Ю. С. Вележев. Как и все мы, он работал в войсках и строительных организациях. Вскоре по его просьбе он был назначен командиром понтонного батальона в создаваемую тогда 3-ю понтонную бригаду полковника Н. В. Соколова. Командуя батальоном, Ю. С. Вележев прошел большой боевой путь, не раз был отмечен высокими правительственными наградами.

Пятым в нашем маленьком коллективе был В. Д. Мясников. Этот молодой офицер в 1941 году окончил Ленинградскую военную электротехническую академию и начал службу командиром отдельной электротехнической роты Карельского укрепрайона. Хорошо зная Карельский перешеек, Мясников в основном отвечал за это направление. Под его руководством создавались и развивались районы электризованных заграждений, совершенствовалась система электроснабжения Карельского укрепрайона.

Поскольку почти все операции, направленные на деблокаду Ленинграда, были в той или иной степени связаны с форсированием мощной водной преграды — реки Невы, весь коллектив офицеров штаба занимался решением этой сложной задачи. Работники оперативного отдела В. П. Андреев, А. А. Попов, Н. Я. Попов подсчитывали необходимое количество плавсредств для переправы войск в районе Невской Дубровки или при форсировании Невы в Усть-Тосненской операции. Офицеры технического отдела Л. С. Баршай, С. И. Гурьянов, Ю. С. Вележев и другие обеспечивали изготовление и доставку в войска лодок СДЛ, понтонных парков ДМП-41 и 42, а также совместно с офицерами отдела снабжения А. Ф. Прошиным, П. М. Сипайловым и другими разыскивали в Ленинграде оставшиеся от мирных времен прогулочные и спортивные лодки. При подготовке операции по прорыву блокады нам удалось разработать эффективное усиление льда для переправы через Неву тяжелых танков.

В результате работ, выполненных в 1942 году и зимой 1943 года, оборона Ленинграда стала многополосной, глубокой, с широко развитой системой непрерывных траншей и ходов сообщения. Весной и летом 1943 года предусматривалось дальнейшее совершенствование рубежей обороны на всю ее глубину. У начальника инжвойск 42-й армии полковника Н. Ф. Кирчевского и генерала Б. В. Бычевского возникла идея создания на второй полосе обороны южного обвода города долговременного железобетонного пояса с совершенным вооружением, что позволило бы усилить стрелковые дивизии для подготовки и использования в будущих наступательных операциях. Проект был поддержан командованием фронта и утвержден Ставкой.

Рубеж «Ижора» охватил полукольцом все южное направление фронта от села Рыбацкое на Неве через станцию Обухове, Среднюю Рогатку и Автово до Угольной гавани. Тогда здесь не было жилых кварталов, это была открытая противнику южная окраина города.

Строительство рубежа «Ижора», состоявшего из 108 артиллерийских и пулеметных сооружений, было осуществлено в небывало короткий срок и было подвигом военных строителей Ленинградского фронта.

Рекогносцировочная группа, в состав которой входили инженеры-фортификаторы Л. С. Баршай, А. А. Квитницкий, С. А. Гуров, В. Д. Мясников, А. И. Иванов и я, в течение недели произвела посадку всех сооружений, определила источники электроснабжения, водоснабжения и связи. Технический отдел управления оборонительного строительства во главе с опытными проектировщиками З. И. Брауде и В. Д. Липецким в кратчайший срок разработал проекты малогабаритных пулеметных и артиллерийских дотов, полукапониров и уникальных для того времени артиллерийских сооружений с вращающейся башней танка КВ. Во главе строительства был поставлен специалист в области долговременных фортсооружений полковник Ф. М. Грачев.

Мы скрупулезно проверяли качество работ и могли дать только отличные оценки монтажу, выполненному руками военных строителей — женщин с миллиметровой точностью.

После бетонирования работы велись по совмещенному графику. В монтаже инженерного оборудования мы принимали самое непосредственное участие. Так, инженер-электрик В. Д. Мясников решал все вопросы электроснабжения, И. М. Жуков занимался сантехоборудованием, инженеры технического отдела А. И. Иванов и К. К. Варсобин контролировали вопросы водоснабжения и маскировки. В течение шести месяцев (с мая по октябрь 1943 года) железобетонные доты были не только построены, но и вооружены артиллерийскими и пулеметными установками, в них было смонтировано все санитарно-техническое оборудование, системы охлаждения, водоснабжения, отопления и вентиляции с фильтровентиляционными установками. Была смонтирована оптика; все сооружения и район в целом электрифицированы и обеспечены связью.

Огромная работа завершилась успешно, рубеж «Ижора» с высокой оценкой был принят комиссией под председательством командующего артиллерией 42-й армии генерала М. С. Михалкина и занят артиллерийско-пулеметными батальонами 79-го и 14-го укрепленных районов.

В результате совершенствования всех рубежей обороны, отсечных позиций и внутренней обороны города летом 1943 года вся полоса Ленинградского фронта была превращена в сплошной укрепленный район.

Ленинград стал неприступной крепостью.

...Еще в 1942 году были построены подземные (шахтного типа) командные пункты, так называемые «литер Д» и «литер Е», для размещения командования со штабом фронта и тыловых учреждений. Оба КП имели полное инженерное оборудование и связь. Весной 1943 года по предложению генерала Б. В. Бычевского и решению командующего фронтом Л. А. Говорова было начато строительство центрального командного пункта штаба Ленфронта — объекта «Нева». Строительство было поручено управлению оборонительного строительства фронта, которым командовал генерал А. А. Ходырев. Начальником строительства стал подполковник А. К. Петров. Здесь же, непосредственно на строительной площадке, З. И. Брауде, З. В. Смирнова и М. Я. Розенфельд проектировали этот уникальный объект.

Командный пункт состоял из полутора десятков оригинальных железобетонных сооружений подземного типа, выполненных в виде глубоких цилиндрических опускных колодцев диаметром 13 метров с мощными защитными «тюфяками» толщиной более 3 метров. Внутри железобетонного стакана (толщина стенок — пол-метра) радиальные железобетонные перегородки создавали рабочие помещения, в центре стакана монтировалась металлическая винтовая лестница. Все сооружения соединялись подземными ходами сообщения. Была произведена мощная многослойная оклеечная гидроизоляция и осуществлен дренаж сооружений. Уникальный объект в сложных гидрогеологических условиях был построен и полностью оборудован за 7 месяцев.

Под руководством штаба инжвойск фронта было проведено инженерное обеспечение операции по снятию блокады и разгрому фашистских войск под Ленинградом. К началу операции в войсках было обучено саперному делу более 30 тысяч бойцов. Это было вызвано большой нехваткой инженерных частей, а предстояло прорывать долговременную оборону противника, вести наступление в лесисто-болотистой местности. Детальной проверкой переднего края на всем протяжении фронта 67-й, 55-й и 42-й армий Приморского плацдарма были конкретно определены работы, которые надлежало выполнить войскам по устройству так называемых «усов» — участков, которые приближались к переднему краю противника на 200–300 метров. Вместе с тем решались вопросы водоотвода, так как большей частью передний край наших войск проходил по затопляемой в осенний период местности.

Передислокация 2-й ударной армии на Приморский плацдарм потребовала срочного усиления существовавшего и постройки нового пирса в Лисьем Носу. Эту работу успешно выполнили инженерные части фронта под руководством офицера технического отдела А. Д. Тищенко.

К началу операции инженерными войсками 2-й ударной армии на переднем крае Приморского плацдарма было снято более 4 тысяч вражеских мин и фугасов, растащено «кошками» более 20 километров проволочных заграждений противника, а в исходных районах разминировано значительное количество установленных нами минных полей. Вблизи исходных позиций ударных группировок армии было заготовлено большое. количество вспомогательных материалов и средств для форсирования мелких рек и ремонта мостов. Разрушенные противником мосты на направлении Порожки — Гостилицы — Глядино — Ропша оперативно восстанавливались.

В ожесточенных боях взят Красногвардейск, войска 2-й ударной армии вышли к станции Волосово, а к концу января — на реку Луга от Старицы — Ивановское — Кингисепп до Усть-Луги. Срочно выбрасываем к Луге понтонно-мостовые части, организуем переправы, и вот уже 1 февраля правый фланг наступающих войск выходит на реку Нарва, 3 февраля форсирует Плюссу и захватывает плацдармы на левом берегу Нарвы.

Рек на пути наших войск было много, а зима стояла, как говорили, «сиротская»: лед на реках не выдерживал войсковых грузов, не говоря уже о танках. Понтонеры вынуждены были наводить понтонные мосты. Враг подбросил к Нарве свежие силы. На левом берегу Нарвы завязались ожесточенные бои, коммуникации наступающих войск проходили по сильно заболоченной местности в условиях полного бездорожья.

Офицер штаба А. Д. Тищенко дневал и ночевал на переправах через реки Плюсса и Нарва, где в районе Сур-Жердянка, Низы, Усть-Жердянка проходили все войсковые грузы. Инженерные части фронта строили здесь дороги, а части 2-й инженерной бригады полковника А. К. Акатова под огнем противника возводили низко — и высоководные мосты.

...К 1 мая 1944 года я вернулся в Ленинград, куда собрались офицеры штаба инжвойск фронта. Началась подготовка к новой операции — разгрому врага на Карельском перешейке.

На меня в этой операции генерал Б. В. Бычевский возложил особую задачу: по мере прорыва нашими войсками второй, главной полосы обороны противника на Карельском перешейке, называемой им линией «ВТ» (по названиям рек на флангах — Вамелсуун-йоки, Тапайлен-йоки) и построенной в 1942–1944 годах, изучить эту оборонительную полосу, составить схемы рубежа в целом, отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления, показать виды новых оборонительных сооружений и подготовить все материалы для доклада Верховному, главнокомандующему.

30-й гвардейский корпус прорвал линию «ВТ» и овладел сильно укрепленным опорным пунктом на Выборгском шоссе — Кивеннапа. До 17 июня велись жестокие бои по прорыву второй линии вражеской обороны. Вслед за наступающими частями следовала наша группа. Работая днем и ночью, чертежницы технического отдела Л. А. Бредова и Л. П. Колосова к 18 июня закончили оформление альбома, который вместе с докладом Военного совета фронта И. В. Сталину я доставил на «Дугласе» в Москву.

Днем 20 июня я был принят заместителем начальника Генерального штаба генералом А. И. Антоновым. Он очень внимательно рассмотрел альбом, задал много вопросов, интересовался броневыми колпаками, примененными противником в большом количестве, а затем сказал:

— В двадцать три ноль-ноль будьте у меня, поедем с докладом к товарищу Сталину.

В первом часу ночи я был уже в Кремле, в приемной И. В. Сталина. Вскоре я вошел в обширный кабинет. От волнения пересохло в горле.

Когда я подошел к столу, Сталин переворачивал последние листы нашего альбома. Я собрался с силами, чтобы доложить о себе по форме, но он поднял голову, знаком руки остановил меня и с расстановкой сказал:

— Крепкий орешек достался Говорову, но и лучшая броня не спасла Маннергейма! — И после паузы добавил: — Товарищ Антонов, пусть майор посмотрит завтра, как столица отметит освобождение Выборга.

На этом аудиенция закончилась, генерал дал мне знак выйти. Так, в Кремле, я узнал, что Выборг взят.

Наверх

Кодовое название "Ижора"

В мае 1943 года Военный совет Ленинградского фронта принял решение в кратчайший срок возвести новый железобетонный оборонительный рубеж на второй линии обороны 42-й и 54-й армий по южному обводу города протяженностью до 25 километров. Рубеж получил условное название «Ижора». Начальник инженерных войск фронта генерал Б. В. Бычевский и его штаб разработали план и график работ. Во главе работ было поставлено 32-е управление военно-полевого строительства, начальником которого был инженер-полковник Ф. М. Грачев.

Рубеж «Ижора» должен был состоять из системы долговременных железобетонных огневых точек. Задача перед нами стояла нелегкая. В кратчайший срок нужно было построить 119 фортификационных сооружений на расстоянии от 800 метров до 5 километров от переднего края противника. К будущим огневым точкам требовалось провести около 40 километров подъездных дорог. Все работы предстояло вести на лишенной растительности равнине, которая отлично просматривалась гитлеровцами. Единственным укрытием здесь могли служить отдельные развалины зданий, остатки железнодорожных насыпей.

Дороги к объектам строили под непрерывным минометным и артиллерийским огнем фашистов. Почти все земляные работы велись вручную.

Арматура, закладные детали, опалубка изготовлялись центральными мастерскими, которыми руководил инженер-майор Л. П. Беляев. Бетон приготовлялся на центральном бетонном заводе, начальником его был инженер-майор П. И. Городецкий. Под бетонный завод и мастерские использовали площадку и уцелевшее оборудование существовавшего до войны завода «Стройдеталь». Были восстановлены лесопильный завод и деревообделочный цех. Бетонный завод создали заново: установили на деревянные эстакады бетономешалки общей производительностью 800 кубометров бетона в сутки. Но этого было недостаточно. Тогда командование 29-го управления оборонительного строительства обратилось за помощью на завод «Баррикада». Несмотря на то что «Баррикада» обеспечивала бетоном строительство другого крайне важного объекта «Нева», рабочие завода нашли силы и резервы для выполнения наших заявок. Так было повсюду: ленинградские предприятия выполняли фронтовые заказы без задержки.

Работа на центральном бетонном заводе шла круглосуточно, в две смены.

На заготовительных работах было занято до 500 человек и 60 автомашин. Все это надо было хорошо скрыть от глаз противника. Проект маскировки завода был разработан при непосредственном участии инженер-капитана С. Л. Пермута. Маскировка завода и сооружаемых объектов (общая площадь которых составляла 123500 квадратных метров) выполнялась под руководством энергичного и знающего командира маскировочной роты инженер-капитана И. С. Позднякова; ею занимались также специальные бригады во главе с ленинградскими художниками-декораторами. Кроме основных объектов, маскировались и железнодорожные пути, шоссейные дороги, склады материалов и готовых изделий, эстакады, механизмы. Основными средствами в маскировке были камуфляжная окраска, вертикальные и горизонтальные сети, поперечные экраны, заборы, разрисованные под окружающую местность. Территория бетонного завода была скрыта сеткой с нашитой на нее разного цвета и формы мешковиной. С вышки, что была на заводе, открывалась панорама обширного луга, поросшего цветами и мелким кустарником. За этим мирным пейзажем скрывались от глаз врага огромные штабеля песка, гравия, склады и механизмы.

Долго думали мы, как выстроить одну из огневых точек. Место для нее было выбрано на фоне нового светлого здания в зоне постоянных обстрелов. Один из войсковых разведчиков сказал, что на закате ясного дня лучи солнца, отражаясь от стен и окон здания, слепят противника, и вся прилегающая к зданию местность становится для него невидимой. Этим и воспользовались строители рубежа.

Предварительно ближайшие к объекту участки дорог в открытых местах были замаскированы вертикальными и горизонтальными масками. В знойный июльский день рабочие небольшими группами пробрались к зданию и начали готовить объект к бетонированию. Все волновались, как бы не набежали тучи, тогда работа будет сорвана. Но вот солнце склонилось к горизонту, и яркие лучи ударили в окна и на стены дома. Быстро стали подходить одна за другой машины с бетоном. Не производя лишнего шума, люди работали изо всех сил, и объект к утру был закончен.

Другое, ровное, как стол, место. Кое-где торчат черные кирпичные трубы — деревянные дома сгорели. Здесь одна из целей артиллерии противника — бывшая котельная с каменной 12-метровой трубой, отличный ориентир для обстрелов. А по схеме вблизи котельной должна быть построена железобетонная огневая точка. И снова выручила смекалка: решили во время очередного обстрела взорвать трубу. В назначенный день, как только снаряды стали рваться рядом с котельной, раздался взрыв, труба рухнула и вместе с котельной превратилась в груду обломков. Немедленно вокруг них возвели забор, раскрашенный под развалины. Обстрелы котельной прекратились. Именно это и требовалось нам! Огневая точка была сооружена в короткий срок. Теперь уже она не давала гитлеровцам поднять головы из окопов.

Некоторые объекты «Ижоры» строились непосредственно в существовавших зданиях, которые в таких случаях служили постоянной маскировкой объекта. Открытые участки дорог, ведших к этому зданию, маскировались вертикальными и горизонтальными масками и экранами. Подача материалов происходила с тыловой части здания; люди, работавшие в нем, были невидимы для противника. Частью общих строительных работ было устройство различных ложных объектов.

Непрерывным потоком шли к «Ижоре» грузовики с бетоном. Работа не прекращалась круглые сутки. В среднем ежесуточно бетонировалось 3–4 объекта общим объемом до 600 кубометров, и это количество бетона требовалось перебросить на расстояние от 4 до 20 километров. Нельзя было допускать скопления автомашин. На объекты, наиболее близкие к переднему краю врага, грузовики выпускались с завода со значительными интервалами. В среднем, при нормальной обстановке, автомашины отправлялись в рейс с интервалами 10–15 минут. В подобных условиях автотранспорт должен был работать предельно четко. Немалая заслуга в этом принадлежала технику-лейтенанту М. С. Лурье, ведавшему транспортными средствами стройки.

Днем и ночью не прекращались работы на объектах, нельзя было терять ни одной минуты. График работ был исключительно жестким. Ночью энергию для освещения участков давали передвижные электростанции, за их работу отвечал инженер-майор В. К. Константинов. Лампочки синего света были скрыты в глубоких колпачках рефлекторов, не рассеивавших свет. Чтобы не выдать места работ звуком, в отдалении от объектов размещали ложные источники шумов.

На эстакаде устанавливались слабые фонари, обозначавшие ее контуры, чтобы шоферы могли ориентироваться при въезде на эстакаду. На особо сложных участках, где нельзя было применить освещение, шоферы заранее, днем, изучали подъезды к объектам...

Обмануть врага, не позволить ему раньше времени обнаружить новый железобетонный рубеж, предельно снизить потери среди наших строителей — в решении этих первостепенных вопросов нам помог метод скоростного строительства. Самые жесткие графики выполнялись досрочно. Сроки строительства железобетонных огневых точек были сокращены на 60 процентов... И в тяжелейших условиях постоянных обстрелов, работая буквально под носом у врага, строители за все время работ потеряли убитыми и ранеными всего лишь около 30 человек.

Коллективы военных строителей и труженики города Ленина с честью и в назначенный срок выполнили приказ командования Ленинградского фронта. Они создали долговременный оборонительный рубеж «Ижора», непреодолимый для врага. Рубеж был занят частями 42-й армии.

Наверх

Построено ленинградцами

В конце июня 1941 года Высшее военно-морское инженерно-строительное училище (ныне Ленинградское высшее инженерно-строительное Краснознаменное училище имени генерала армии А. Н. Комаровского) было направлено на строительство оборонительных рубежей на южных подступах к Ленинграду. Я был назначен начальником участка, включавшего Пулково, Верхнее Кузьмино, Кобози, Сузи. (Позднее, в августе, в участок вошли дополнительно Большое и Малое Виттолово, Соболево, Кирпузи, Пелля и несколько других населенных пунктов.) Из управления строительства мы получили схемы. Там были указаны места расположения заграждений и огневых точек, которые предстояло создать.

Первый отряд строителей — жителей Ленинграда — прибыл к нам в начале июля. Их было 1500 человек.

К этому времени строительные материалы еще не поступили, не были закончены разбивка и привязка сооружений на местности. Людей поставили рыть противотанковые рвы.

Условия были тяжелыми. Грунт поддавался лишь лому. Погонный километр рва требовал выемки 10000 кубометров грунта. Норма была два кубометра в день — это очень много. И все же ее выполняли и перевыполняли!

Вскоре комендант Красногвардейского укрепрайона генерал Швыгин приказал построить командный пункт в районе Пулковского кладбища. КП должен был состоять из четырех блоков и выдерживать прямое попадание 152-миллиметрового снаряда или 100-килограммовой бомбы.

За два дня курсанты М. И. Дворкин и А. И. Филия составили проект.

Защитное покрытие состояло из двух накатов бревен, полутораметрового слоя песка и метрового бутового тюфяка с обсыпкой из тощего суглинка. От проникновения влаги КП защищала глиняная обмазка в 20 сантиметров.

Два штабных блока располагались на самом кладбище и соединялись крытой траншеей. Старые деревья на кладбище мы по возможности сохранили: они прикрывали от воздушной разведки ведение работ и сами объекты.

Но узел связи строился в совершенно открытом месте. Для маскировки узла в трехстах метрах в такой же точно ложбине мы устроили ложный узел, пробили к нему тропку позаметнее, а настоящий узел укрыли дерном и масксетями. Три года спустя я узнал, что ложный объект был перепахан авиацией и артиллерией, а на истинный не упала ни одна бомба. Бои под Пулковом подтвердили, что даже самая примитивная имитация дает прекрасный эффект. На окраине города были опрокинуты высокие козлы для пилки бревен. Их торчащие «ноги» лишь весьма отдаленно могли напоминать стволы зениток. И все же вражеские бомбардировщики несколько раз усердно бомбили этот кусок земли.

...К нашему участку присоединили два соседних. Их начальники — военные инженеры Д. А. Зусьман и К. Н. Севастьянов — располагали двумя экскаваторами, большая по тем временам ценность. Поступило и пополнение строителей — еще полторы тысячи человек. А кроме того, нам передали строительный трест, которым руководил бывший рабочий, кавалер ордена Ленина М. Е. Путин. Трест был невелик, но имел свои грузовики и самосвалы, в которых мы остро нуждались. Рабочие треста закончили сооружение КП, построили несколько дзотов, отрыли сотни метров рвов... Это была непрерывная, неимоверно тяжелая, самоотверженная работа.

В середине июля у нас появились представители флота. Они выбирали позиции для установки 130-миллиметровых морских орудий (в том числе и снятых с «Авроры»). Орудия доставили и установили на сборные деревянные основания. Они сыграли в дальнейшем немалую роль в обороне. Не раз отражала морская артиллерия танковые атаки врага, прямой наводкой громила фашистов. Стволы были сильно расстреляны, и моряки вносили поправки в таблицы стрельб, но дивизион делал свое дело. Первый командир этого артдивизиона, майор Соскин, погиб вскоре на реке Ижоре, и командование принял капитан Михайлов.

В августе город прислал нам пополнение. Это были мальчишки-допризывники, женщины, пожилые люди. Но работали они, поражая своим трудолюбием, терпением даже видавших всякое строителей. К сентябрю на участке выполняли различные работы около 12 тысяч человек. Техническое руководство осуществляли преподаватели и курсанты училища: воентехник 2-го ранга Алексеев, младший воентехник Аршаница; курсанты Дворкин, Дружков, братья Александр и Петр Соболевы.

...День 14 сентября 1941 года был самым тяжелым для нас. Противник захватил Дудергоф и вышел нам во фланг, среди строителей были раненые и убитые... Мобилизованных на оборонные работы ленинградцев и рабочих стройтреста пришлось отвести с переднего края нашего участка. Возникли новые заботы, новые трудности и проблемы по устройству новых оборонительных рубежей.

За два с половиной месяца, прошедших с начала войны, руками ленинградских рабочих, женщин и подростков были построены 23 дзота, вырыты 25 километров траншей и ходов сообщения, 16 километров противотанковых рвов и эскарпов... Были созданы надежные оборонительные рубежи, на которых наши войска своим мужеством и стойкостью сумели задержать и остановить врага.

Наверх

Массовый подвиг

Женские военно-строительные отряды существовали только на Ленинградском фронте. Они были созданы весной 1942 года, когда по призыву партийных и советских органов более 15000 ленинградок добровольно взялись за тяжелую мужскую работу, чтобы помочь фронту, помочь родному городу выстоять в схватке с врагом. Они пришли из школ и вузов, с фабрик и заводов истощенные голодом, но сильные духом. Большинство из них никогда не имели дела с топором и лопатой, не имели строительных специальностей. Для обучения и эффективного использования этих подразделений управлением оборонительного строительства № 1 были направлены лучшие инженеры-фортификаторы: Ф. М. Грачев, А. С. Савельев, А. К. Петров, В. А. Бутковский, X. М. Эдельштейн и многие другие.

Женщины были переведены «на положение состоящих в рядах Красной Армии» и оформлены через райвоенкоматы. В 1942 году из них были созданы строительные колонны, переформированные позднее в военно-строительные отряды. Их бойцов называли стройармейцами. Без воинских званий и формы одежды, без красноармейского пайка, они жили по уставам Красной Армии, соблюдали воинскую дисциплину.

Вместо красноармейской книжки стройармейцам выдавались удостоверения, которые были нужны прежде всего для поездок в Ленинград, чтобы раздобыть одежду и обувь, которые на строительных работах быстро изнашивались. Питались в ротных пищеблоках. За выполненную работу стройармейцам выдавали зарплату, высчитывая деньги за питание.

В сравнении с кадровыми частями в стройармейских было мало офицеров. Рота в 300 человек имела двух офицеров: командира роты и его заместителя — инженера. Командиров взводов и отделений назначали из лучших стройармейцев роты.

Велик вклад стройармейцев в дело победы наших войск под Ленинградом. Выполненные ими боевые задания позволили высвободить для боевых операций несколько дивизий.

Стройармейцами-женщинами был построен укреп-район под кодовым названием «Ижора». Работы велись вручную, днем и ночью, под самым носом у фашистских войск, под непрерывным артиллерийским и минометным огнем. И построенные женщинами сооружения — обеспеченные сантехникой и водоснабжением, вентиляцией, отоплением, системой охлаждения и надежной телефонной связью доты — были практически неуязвимы для огня противника. Они сохранили жизнь многих тысяч солдат и офицеров, оборонявших Ленинград.

«На объекты от наших казарм мы ходили пешком, — вспоминает командир взвода М. В. Погодина (Сотина), — иногда по восемь километров. Машины с бетоном шли и шли на эстакаду, а мы, не разгибая спин, разгружали его лопатами и утрамбовывали поплотнее. Нужно было работать быстро, чтобы бетон не застывал и машины не задерживались... Весной сорок третьего мы заготавливали фашины для строительства временных дорог. На пути встретилась широко разлившаяся неглубокая речка. Командир приказал перейти ее  вброд. Мы плакали, боялись ледяной воды. А приказ есть приказ, и мы пошли — босые, по колено в ледяной воде. Задание было выполнено в срок. И никто не заболел...»

«В 1943 году, — рассказывает бригадир Н. З. Шувалова, — на строительстве «Ижоры» была создана комсомольско-молодежная бригада. В нее вошли 17–19-летние девушки-стройармейцы... Железобетонные точки строили под огнем. Работали дружно и на совесть, с раннего утра до позднего вечера. В роту приходили усталые, чуть живые. Но в свободную минуту часто запевали песни. Лучшими членами бригады были Саша Додонова, Ната Миронова, Маша Погодина...»

«В августе 1943 года, — вспоминает бывший нормировщик роты В. И. Доронкина (Фарбьяш), — нам поручили обсыпать и замаскировать оборонительные сооружения рубежа «Ижора». Огромные доты обсыпали песком, который подносили на носилках или перекидывали лопатами, — механизации никакой не было, а песка требовалось много. Работали мы в районе Красненького кладбища, почти на переднем крае обороны. Когда мы насыпали грунт внизу, фашисты вели свой обычный артиллерийский огонь по площадям, но как только мы дошли до верхней части дота и оказались на виду у врага, фашисты стали вести прицельный обстрел. Сначала мы прятались в щели или в дот, потом научились узнавать по звуку летящего снаряда, куда он упадет, и работали спокойно. Но вот слышим: снаряд должен упасть близко... Быстро прячемся; немцы прекращают огонь. Снова начинаем работать — и снова летят снаряды. И так весь день. К счастью, за все время ни разу не было прямого попадания, только однажды снаряд упал рядом с нами, но не разорвался. Вскоре немцы, наверное, поняли, что их стрельба неэффективна, и начали обстреливать нас шрапнелью. Стало еще опаснее, но работы были закончены в срок».

«Осенью сорок третьего, — вспоминает командир взвода А. И. Бестужева, — наш взвод был направлен на станцию Петрославянка, в районе которой нам поручили строительство дотов. Быстро подремонтировали первый этаж полуразрушенной снарядами школы, установили печки-буржуйки, построили нары и почувствовали себя как дома... При заливке дотов машины с бетоном шли беспрерывно. Разгружать бетон, разравнивать и утрамбовывать, чтобы не было пустот, — работа тяжелая. А у меня хватало и других забот. Продукты нам подвозили на грузовике. Дождями залило дороги, и мы остались без еды. Где достать продукты на 80 человек? Кто-то сказал, что неподалеку есть армейский продовольственный склад, решили обратиться за помощью туда. Просили мы продуктов на трое суток немало. И все же заведующий складом рискнул выдать продукты под мою расписку. Долг мы потом вернули, но обо мне как о «серьезном» командире подразделения долго говорили с улыбкой. Мне тогда едва минуло 20 лет... Скоро эта часть взяла над нами шефство. Нас снабжали газетами, солдаты и командиры рассказывали о боевых эпизодах, подчеркивали важность нашей работы. После таких бесед мы работали с особым энтузиазмом, старались строить не только прочно, но и красиво, заботясь о бойцах, которые займут наши доты. Военные специалисты приняли наши сооружения с отличной оценкой».

После окончания работ на оборонительных рубежах 42-й армии несколько военно-строительных отрядов подучили задание Военного совета срочно восстановить разрушенные и запущенные овощекомбинаты и заложить в них на зиму овощи для населения Ленинграда и воинов фронта. Наша рота работала в Пискаревке. Стройармейцы ремонтировали и восстанавливали здания, а потом под руководством специалистов комбината перебирали картофель и морковь, солили огурцы. Лучше других работали взводы Марии Ильиной и Лены Ивановой. В ноябре 60 девушек во главе с помощником командира взвода Любой Загорской строили в районе Средней Рогатки дороги — это было частью огромной работы по подготовке наступления. Там при артналете несколько девушек было ранено и погибла Валя Спан. За храбрость и самоотверженный труд она была посмертно награждена орденом Красной Звезды. А через несколько дней мы отправились на заготовку леса для фронта. Разместились в лесу близ Пери в заброшенных землянках. Девушки валили лес, таскали бревна и грузили их на автомашины. С работы возвращались промокшие, усталые, но план каждого дня выполнялся обязательно... Началось наступление наших войск, врага гнали прочь от Ленинграда, и наши девушки понадобились на восстановлении и строительстве новых, временных мостов на дороге к Красному Селу. Затем были Гатчина, Ивановская, Большой Сабек, где бойцы роты сооружали оборонительные рубежи. За эту работу группа стройармейцев была отмечена наградами, лучших командиров взводов М. П. Карро (Борисову) и М. Н. Ильину (Табанину) наградили орденом Красной Звезды.

В начале августа, совершив 70-километровый переход к западной окраине города Нарва, отряд приступил к строительству оборонительного рубежа. Стройармейцы уже имели большой опыт подобных работ, но с такими трудными условиями мы еще не сталкивались. Каменисто-известковый грунт долбили ломами, кирками, кувалдами вбивали в него стальные, клинья... И это задание было выполнено в срок.

А весной сорок пятого, после тщательного обучения стройармейцев, нашему отряду поручили разминировать большие площади в районе река Мга — станция Погостье. Здесь фашисты установили обширные минные поля.

Помню день выгрузки. Станции нет — одно название. Вскипятили чай на кострах и двинулись походным порядком к месту базирования. Четыре километра шли по болоту, а когда добрались до землянок, то кое-кто из девчат даже заплакал. Землянки в воде, запущены, полуразвалились, а кругом голые стволы деревьев. Ночь спали не раздеваясь, а поутру принялись ремонтировать жилье и строить жердевую дорогу до станции. Одновременно сдавали зачеты по минно-подрывному делу. Каждая из девчат старалась ответить получше — чтобы допустили к работе. А что за работа ждала их — это поначалу знали только мы, военные инженеры.

Несколько лет гремела война на этом участке. И круглый год ставили здесь мины: летом их зарывали в землю, осенью клали прямо в грязь, зимой — присыпали снегом. Слой за слоем, одна на другую — противотанковые и противопехотные, натяжные и нажимные, прыгающие, хитроумные «сюрпризы» и мощные фугасы, способные поднять на воздух чуть ли не гектар земли... Медленно идет разминер по отведенному ему участку и осторожно прокалывает землю щупом. Вот щуп на что-то наткнулся. Может, это ржавый котелок или коробка противогаза. А может быть, и коварная «шпринг-минен». Заденешь ее чуткие усики — и выпрыгнет она из земли, рванет в воздухе, широким конусом брызнет вниз шрапнель. Осторожно разгребает землю разминер. Гребок, другой... Показалась противопехотная мина в деревянном корпусе. Здесь не помог бы даже самый чувствительный миноискатель. Теперь остается только воткнуть рядом условный флажок. Дневная норма разминирования — квадрат пятьдесят на пятьдесят метров;

Что это? Прямо на земле ничем не замаскированный ящичек. На помощь приходит якорь-кошка на длинной веревке. Зацепим ее за проверяемый предмет — и в укрытие. Теперь потянем... Взрыв. Мина-«сюрприз» сработала. Снова вперед...

Очередной гектар пройден разминерами, и сюда приходят девушки-подрывники. На невысоких кольях подвешивают они подрывные заряды, соединенные бикфордовыми и детонирующими шнурами. Мощный взрыв обнаруженных мин вызывает и детонацию тех, которые затаились в земле.

Так ежедневно, уходя от базы на десять и более километров, работали девушки нашей роты, стройармейцы-разминеры, солдаты без погон. Не обходилось и без несчастных случаев. Ведь мины лежали в сырой земле очень долго, их взрывные механизмы проржавели и достаточно было одного неосторожного движения... Однажды наша ездовая Шура Трифонова везла со станции продовольствие. Дорога к тому времени оттаяла, и под тяжестью телеги взорвался фугас. В клочья разнесло лошадь, повозку, а Шуру выбросило на несколько метров. Спасло ее мягкое торфяное болото. Тогда остановили мы поезд Москва-Бутырская — Ленинград и отправили Шуру в госпиталь, где пришлось ей пролежать почти полгода. А вскоре на мине натяжного действия подорвались наш лучший командир взвода Маша Ильина и боец Оля Бешеных. К счастью, обе остались живы. Вообще женщины-разминеры работали более аккуратно, чем мужчины, обладали большим чувством ответственности, неукоснительно выполняли все правила разминирования. Этим, пожалуй, объясняется сравнительно небольшое число бывших у нас трагических случаев и потерь.

Наш 126-й военно-строительный отряд под командованием капитана А. К. Архипова прошел вместе с войсками Ленинградского фронта более 2000 километров.

Наши части не упоминались в сводках, не так уж много стройармейцев было награждено, но роль их в героической обороне родного Ленинграда, в разминировании огромной освобожденной территории велика. Массовый подвиг совершили в те суровые годы ленинградские женщины, дорогие наши труженицы.

Наверх

В рядах военных строителей
(женские инженерные войска блокадного Ленинграда)

 

В 1941 году фашистским войскам, несмотря на отчаянные усилия, не удалось овладеть Ленинградом, они вынуждены были перейти к обороне. Враг надеялся, что защитники города, испытавшие все ужасы блокады, острую нехватку продовольствия, оружия, боеприпасов, потеряют способность сопротивляться и Ленинград падет к ногам победителей. Захват его планировался в 1942 году.

А между тем фашистские войска непрерывно и методично разрушали наши оборонительные сооружения, построенные в спешном порядке осенью 1941 года. Эти сооружения в основном были дерево-земляными, за зиму их состояние заметно ухудшилось. Весной 1942 года со всей остротой встал вопрос о восстановлении разрушенных и возведении новых оборонительных сооружений с тем, чтобы превратить Ленинград в неприступную крепость.

Но как выполнить колоссальный объем работ, если инженерных войск осталось совсем мало? В первую блокадную зиму эти войска понесли значительные потери личного состава. Ведь им приходилось под огнем противника совершенствовать оборонительные рубежи, создавать так называемый «броневой пояс» Ленинграда, устанавливать минные поля и т. д. И в наступлении они всегда были впереди, устраивая проходы в минных полях, а при отступлении отходили последними, устанавливая минные и другие заграждения. Не было надежды на переброску инженерных войск в Ленинград с других фронтов; там тоже сложилась трудная обстановка.

Выход оставался один — формировать инженерные части из девушек и женщин блокадного города. 2 июня 1942 года исполком Ленгорсовета в соответствии с решением Военного совета фронта обязал районные Советы депутатов трудящихся провести соответствующую мобилизацию. Надо сказать, что создание таких частей прошло организованно и быстро. Ленинградские женщины — работницы фабрик и заводов, учащаяся молодежь, домохозяйки — с готовностью, с глубоким пониманием долга вступили в ряды активных защитников города. Истощенные и ослабевшие за блокадную зиму, они были сильны духом, горели ненавистью к врагу, желанием помочь родной Советской Армии быстрее разгромить фашистов.

Из трудармейцев-добровольцев были сформированы военно-строительные колонны №№ 179—182, входившие в состав 8-го Управления военно-полевого строительства Ленинградского фронта, которое 1 октября 1942 года было переформировано в Управление оборонительного строительства № 29.

На основании постановления Государственного Комитета Обороны и приказа Народного Комиссариата Обороны от 9 октября 1942 года личный состав строительных колонн был переведен на положение состоящих в рядах Советской Армии и оформлен через райвоенкоматы. При этом свыше 15 тысяч ленинградских женщин влились в ряды инженерных войск Ленфронта. Из них позднее были сформированы военно-строительные отряды (ВСО).

Если на других фронтах некадровые формирования инженерных войск, укомплектованные мужчинами старших возрастов, обеспечивались продовольствием и обмундированием по обычным армейским нормам, то в Ленинграде бойцы женских военно-строительных отрядов не получали армейского довольствия. Они одевались в свою рабочую одежду, кто во что мог, а продовольствием обеспечивались по первой рабочей категории с увеличением нормы отпуска хлеба на 100 граммов. Вместо красноармейской книжки стройармейцам выдавались соответствующие удостоверения.

Стройармейцы жили на казарменном положении, строго соблюдали воинскую дисциплину. Для обучения их инженерному делу были направлены лучшие инженеры-фортификаторы. Костяком командирских кадров для этих женских формирований были военные инженеры пограничного строительства, такие как Ф. М. Грачёв, М. М. Литвинов, Л. А. Хохлов, И. П. Петухов, В. А. Бутковский и многие другие.

Важной особенностью женских стройармейских формирований по сравнению с кадровыми частями была малочисленность командного состава. Рота в 300 человек имела всего двух офицеров: командира и его заместителя — инженера-фортификатора. Командиры взводов и отделений назначались из лучших стройармейцев.

Все виды работ по оборонительному строительству, а также по ремонту и строительству дорог и даже по разминированию, учитывались и рассчитывались нормировщиками. За выполненную работу стройармейцам выдавали зарплату, вычитая деньги за питание.

В течение 1942—1943 гг. стройармейцы успешно выполняли задания командования по превращению Ленинграда в неприступную крепость. Они научились строить самые разнообразные инженерно-фортификационные сооружения: доты, дзоты, убежища, огневые точки для пушек, минометов, ПТР, связанные между собою ходами сообщения и траншеями. Траншеи имели козырьки от минных осколков, бойницы и ниши. Земляные стены укреплялись лесоматериалом. Как правило, все фортосооружения обеспечивались хорошей маскировкой.

Помимо строительства и совершенствования оборонительных рубежей стройармейцы выполняли работы по заготовке леса для переправ и мостов, прокладывали и строили дороги для наших войск, заготавливали фашины. Только для нужд 67-й армии было выдано 250 тысяч фашин, которые использовались при строительстве дорог, окопов, артиллерийских позиций.

В 1944 году, в период решающего наступления войск Ленинградского фронта, части и подразделения стройармейцев продвигались вслед за нашими частями. В их задачу входило инженерное обеспечение наступающих войск — строительство и ремонт дорог, мостов, переправ, подготовка рубежей для закрепления войск, а также разминирование минных полей, дорог, зданий и других сооружений, ремонт и укомплектование переправочных средств и т. д.

Некоторые военно-строительные отряды (127-й, 128-й, 131-й) принимали участие в восстановлении Октябрьской железной дороги и гидротехнических сооружений Волховстроя.

Об объеме работ, выполненных стройармейцами, можно судить по такому примеру. Только в 1943 году они уложили 23225 кубометров бетона. Основная часть его использовалась для строительства железобетонного рубежа «Ижора» в полосе обороны 42-й армии от Петрославянки через Пулково до Автова, протяженностью около 25 километров. Этот рубеж был оснащен 108 дотами из монолитного железобетона. Возведенные здесь ранее оборонительные сооружения дополняли основную систему и усиливали плотность огня. Оборона эшелонировалась в глубину.

На строительстве «Ижора» впервые удачно проведены опыты установки артсистем в сооружения до их бетонирования. Они доставлялись уже смонтированными и отлаженными на заводах. Работами по строительству этого долговременного укрепрайона руководили опытные военные инженеры-фортификаторы, которых возглавлял Ф. М. Грачёв, ныне генерал-лейтенант-инженер в отставке.

В книге «Город-фронт» бывший заместитель командующего Ленфронтом по инженерным войскам генерал- лейтенант Б. И. Бычевский пишет:

«Говоров и Кузнецов частенько бывали на строительстве. Как-то и я поехал вместе с ними. Мы остановились у одного из котлованов. Из него вылезла молодая женщина.
— Бригадир Головлева,— доложила она. — На объекте работа ведется по графику. Двадцать шесть плотников. Боевых потерь нет. Огневая обстановка нормальная...
— Все женщины плотники? — удивился Говоров.
— Плотники, товарищ командующий...
— А котлованы кто отрывал?
— Мы.
— А кто бетонировать будет?
— Мы, товарищ командующий, — улыбнулась Головлева...
— Выходит, вы совсем обходитесь без мужчин? — пошутил Кузнецов.
— Ничего не поделаешь. Война. Приходится...»

Доты «Ижоры» были герметизированы и обеспечены сантехникой, водоснабжением, вентиляцией, отоплением, системой охлаждения и надежной телефонной связью. Практически они были неуязвимы и сохранили жизнь многих тысяч защитников Ленинграда. Железобетонный рубеж «Ижора» позволил командованию маневрировать войсками, надежно удерживать оборону со значительно меньшим количеством войск.

О том, в каких условиях трудились бойцы стройотрядов, бывший командир взвода М. Погодина (Сотина) рассказывает: «На объекты от наших казарм мы ходили пешком до 8 километров в один конец. Машины с бетоном шли и шли на эстакаду, а мы, не разгибая спин, разгружали машины с бетоном, утрамбовывали его в доты; работали близ Пулково под частым обстрелом фашистов. Нужно было работать быстро, чтобы бетон не застывал и машины не задерживались...»

Бывший стройармеец К. Усачева вспоминает: «Мы работали на центральном бетонном заводе, обеспечивавшем бетоном все объекты строительства «Ижора». Непрерывным потоком шли автомашины с бетоном от нашего завода к объектам «Ижоры». Работали по 12—16 часов в сутки. В казарму после работы приходили усталые, чуть живые. Как только ложились на нары, тут же засыпали...»

Заметим, что централизация изготовления и доставки бетона была осуществлена по предложению начальника строительства Ф. М. Грачёва. Это мероприятие ускорило темпы работ, повысило качество бетона. Гибкая и жесткая арматура, закладные части и опалубка, изготовлялись в центральных мастерских — «Цемас», на объекты все эти изделия доставлялись автотранспортом.

Все эти работы не могли пройти мимо внимания противника. Каждый раз, заметив в нашей полосе обороны движение, фашисты открывали огонь по замеченной цели. Вот почему работы велись скрытно, с максимальной степенью маскировки.

Бывшая старшина роты А. Быкова вспоминает: «Мы строили днем и ночью железобетонные доты под самым носом фашистских войск, при частых обстрелах. Но наши объекты строительства и пути подъезда к ним были весьма умело замаскированы маскировочными сетями и другими маскировочными средствами. Нас одевали в маскировочную рабочую одежду и при маскировке объектов мы были совершенно незаметны противнику. Ночью на объектах горели лампочки синего цвета, скрытые в абажурах. Свет не рассеивался, Стройармейцы, одетые в темную одежду, были незаметны...»

В ознаменование разгрома фашистских захватчиков под Ленинградом на площади Победы сооружен мемориальный ансамбль «Защитникам Ленинграда». В него включены два дота «Ижоры», построенные еще в 1943 году на развилке Московского и Киевского шоссе. Они органически вписались в мемориал и по праву считаются памятником героическим женщинам-стройармейцам.

Наверх

Наш последний рубеж

Октябрь 1941 года. Враги на пороге нашего дома – в Пулкове, Лигове. Мне 9 октября исполнилось только 17 лет. Гулять бы с девчатами, а тут война...

Завод «Прогресс», на котором я работал вместе с отцом, эвакуировался. Кто, как мы, не уехал с заводом, перешли работать в его филиал. Но трудиться пришлось мне там поначалу всего лишь десять дней. Из пятнадцати рабочих сформировали бригаду, в которую вошел и я, и отправили на оборонные работы.

Утром 20 октября на трамвае мы доехали до Кировского завода. Кондуктор объявил: «Дальше – фронт». Часовые проверили документы, и мы, пройдя Красненькое кладбище, недалеко от корпусов больницы Фореля повернули влево к рабочему поселку с деревянными бараками. И вскоре услышали звуки винтовочных выстрелов, пулеметные очереди, свист пролетающих снарядов и их разрывы у Кировского завода. Нам указали место, где мы должны рыть котлованы под доты. Это было в нескольких десятках метров от огневой позиции 76-миллиметрового орудия.

Весь октябрь ртутный столбик термометра колебался где-то около нуля. Земля за ночь промерзала на 10 – 15 сантиметров. Она сопротивлялась нашим лопатам, даже ломы отскакивали. Тогда с Кировского завода привезли огромные стальные клинья с ручками из арматурной проволоки и кувалды. Но на пустой желудок восьмикилограммовой кувалдой долго не помашешь. Мы менялись каждые пять минут. А когда доходили до мягкой земли, то старались завершить работу за один день, потому что к утру промерзали и стенки котлованов. Когда выкопали несколько, нас поставили разбирать бараки. Требовались доски для опалубки. Потом мы начали осваивать специальности плотиков и бетонщиков.

Хлеб привозили прямо на объект. Выдавали по 400 граммов даже по иждивенческим карточкам, на которые полагалось тогда 200 граммов. Я брал с собой карточку матери, чтобы получить для нее на 200 граммов хлеба больше. С каждым днем с продуктами становилось все хуже и хуже, их выдавали редко и мизерными порциями. С магазинных полок исчез последний деликатес – баночки крабов по шесть рублей. После целого дня тяжелой работы на холоде ноги становились ватными и ужасно хотелось есть. Хорошо что нас подкармливали в заводской столовой, а так давно бы протянули ноги.

Каждый день, закончив работу, мы, сделав порядочный крюк, заезжали на завод, как бы поздно ни было. Завод и столовая работали круглые сутки. Все рабочие были старше и считали нас детьми. Девушки, работавшие в столовой, всегда находили, чем нас подкормить. Мы с другом Валентином все съедали без хлеба, его до грамма везли домой.

7 ноября, праздничный день. Мы, как обычно, заехали на завод. В ледяном полумраке столовой несколько рабочих в верхней одежде и шапках сидели за столами и что-то хлебали. Топилась только плита на кухне, дрова и там были на исходе. Нам принесли по тарелке щей из мелко накрошенных зеленых капустных листьев, которые кто-то метко обозвал хряпой. Через пару дней преподнесли новый «деликатес». Перед нами поставили по тарелке серой горячей жидкости, в которой плавали редкие жиринки.

– Суп из дрожжей. Других продуктов в столовой больше нет. Да и за него из карточки вырежут талончик на пять граммов жиров, – сказали нам девчата.

Живот сводит от голода. Запах от супа ужасный, но что голодному человеку до запаха: какая ни есть, а горячая еда. Раз сварили, значит, съедобно. Нам предложили еще по тарелке, но мы отказались, больше было не выдержать... Голод не тетка, потом мы были рады и этой горячей похлебке.

Мы ждали штурма и укрепляли оборону. Никто в городе, ложась в постель, не был уверен, что доживет до утра, что постель не станет его могилой. Мы не знали, что будет с нами завтра, послезавтра. Может получиться так, что нам придется сражаться с врагом на этом месте, где мы сейчас строим доты. Нам надо ни за что не пустить фашистов в город.

Мы не знали тогда, что кочковатое низкое поле, рассеченное речкой Дудергофкой, на два с лишним года станет последим рубежом обороны, который не переступит нога вражеского солдата. Одно мы знали твердо – врагу в Ленинграде не бывать. Победа будет за нами.

Прошли 20 дней тяжелой, изнурительной работы. Нас сменила другая бригада, а мы вернулись на завод. Норму хлеба рабочим снизили до 250 граммов, иждивенцам до 125 граммов. Я получил повестку и стал ходить на занятия всеобуча на улицу Желябова. Блокадная жизнь продолжалась, а впереди была фронтовая.

Сейчас невозможно указать место, где мы строили доты в октябре-ноябре 1941 года. Когда я вижу те, что оставлены на память грядущим поколениям на Ленинском проспекте, мне кажется, что это наши.

Наверх

В память о девушках-воинах

Уважаемые читатели «Новой Охты», в преддверии Дня Победы мы хотим рассказать о том, что происходило в нашем Ржевском лесопарке в годы Великой Отечественной войны. Об этом хорошо знала Татьяна Ильинична Садовниченко (в девичестве Авдеенко), которая в то тяжёлое время вместе с другими девушками строила там оборонительные сооружения. К сожалению, в этом году Татьяны Ильиничны не стало. Она не дожила совсем немного до очередной годовщины Великой Победы. Но остался её рассказ о событиях военных лет, который мы публикуем на страницах нашей газеты.

– Уважаемая Татьяна Ильинична, говорят, что во время блокады Ленинграда Вы проживали рядом со Ржевским лесопарком. Не могли бы Вы рассказать, что там происходило? Кто перекопал весь лесопарк? Там всюду окопы, траншеи, землянки, блиндажи. Школьники^[1] обнаружили даже огромный противотанковый ров и девять дотов!

– Когда началась война, мне было 15 лет, в школе училась. Жила в деревянном бараке рядом с кинотеатром «Звёздочка», стадион «Химик» находился напротив. Мальчишки старших классов рвались на фронт. А девочки с сентября вместе с учителями сначала помогали колхозникам картошку копать, а потом ходили в наш лесопарк на оборонные работы. Шли с лопатами, с пилами и даже с топорами. Говорили, что траншеи рыли у железной дороги.

Я пошла ученицей на капсюльный завод и работала там до мая 1942 г. В мае пошла добровольцем в инженерно-технические войска. Второго июня этого же года более 800 девушек приняли присягу в Колтушах. Это были девчонки 16,18 лет, половина — из нашего Красногвардейского района. Потом нас отвезли на территорию Лесотехнической академии, где находилась инженерно-техническая часть, которая руководила всеми оборонными работами в Ленинграде. Все доты, противотанковые рвы, траншеи — всё делалось по плану и под руководством командиров этой части. Нас зачисли на спецкурсы, где мы изучали сапёрное и минное дело. Разбили на роты и отделения. Командиром роты был Иван Семёнович Завыденко — капитан, начальником курсов — подполковник Аромберг. Оба имели ранения в ноги, ходили с тросточками. Прежде всего, мы освоили строительные профессии. Были и каменщиками, и плотниками. Нас учили строить блиндажи, тёплые землянки, рыть окопы, траншеи, устанавливать понтоны, мосты, переправы, доты, дзоты. Самыми тяжёлыми были, конечно, земляные и цементные работы. Землю возили тачками, цемент разводили и таскали на носилках. Лейтенант-инструктор познакомил нас со всеми видами мин: и немецких, и наших.

Во время практики довелось поработать и в нашем лесопарке, начиная от Заневского поста. В лесу было много военных. Железная дорога, проходящая через лес, соединяла Ржевку с левым берегом Невы. Туда и обратно всю блокаду ходили составы с военными грузами и людьми. Железная дорога тщательно охранялась, а тёплые землянки для охраны строили наши девочки. После окончания курсов наша женская рота работала на «Дороге Жизни». Строили землянки-бани, землянки-кухни, землянки-медпункты. Внезапно нас вернули на территорию Лесотехнической академии. Нам поручили строительство секретного объекта с кодовым названием «Нева». Говорили, что это будет штаб Ленинградского фронта. Работа была очень тяжёлая: копали огромный котлован и землю возили наверх на тачках. Четыре этажа здания находились под землёй и только два наверху. Всё было бетонировано — бомбой не пробьёшь.

После прорыва блокады наша рота воевала на финском направлении, дошли до Выборга. Там я получила орден Красной Звезды. День Победы застал нас на финской границе. Устроили торжественное чаепитие с песнями и плясками! Отмечали всей ротой во главе со старшиной Диной Балиной. Хотя 9 мая 1945 г.война для нас не закончилась. Пришлось ещё бараки для военнопленных строить. Демобилизовалась я только 26 сентября 1946 г. в звании старшего сержанта.

В роте я была запевалой. На работу мы всегда с песнями ходили. Молодые были, выносливые. Хотя тяжело переносили гибель наших подруг. Особенно тяжело, когда это происходило по нелепой случайности. Это было на «Дороге Жизни». Одна девушка получила увольнение, хотела маму в Ленинграде навестить. Пошла в лес за черникой и подорвалась на мине…

На «Дороге Жизни» есть военное кладбище и памятник девушкам-воинам инженерных и медицинских частей^[2]. Там и наши девочки из Красногвардейского района есть, которые весь Ржевский лесопарк перекопали. Мы с покойным мужем часто ездили туда отмечать День Победы. Он тоже служил в инженерных войсках, только на западном фронте.

Мои боевые подруги уже почти все умерли. Года три назад мне звонила последний раз старшина нашей роты Дина Балина. Теперь никто не звонит…

А на памятнике том написано:

«Девушки-воины
Инженерных и медицинских частей.
Недолюбив,
Недоучившись в школе,
До Дня Победы Нашей не дожив,
Они остались
Здесь навечно в поле,
Нам путь к счастливой
Жизни проложив».

Наверх